Неточные совпадения
Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как
бывают гостиницы
в губернских
городах, где за два рубля
в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью
в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего.
Но все это было облечено самою тонкою светскостью, какая только
бывает в губернском
городе.
Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал только назад, желая увериться, точно ли выехал из
города; но когда увидел, что
город уже давно скрылся, ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг
городов, не было видно и даже белые верхушки каменных церквей давно ушли
в землю, он занялся только одной дорогою, посматривал только направо и налево, и
город N. как будто не
бывал в его памяти, как будто проезжал он его давно,
в детстве.
— Ну, так, по крайней мере, дайте мне слово
побывать у меня
в городе: восьмого июня я даю обед нашим городским сановникам.
Зато Ноздрев налег на вина: еще не подавали супа, он уже налил гостям по большому стакану портвейна и по другому госотерна, потому что
в губернских и уездных
городах не
бывает простого сотерна.
Мазурка раздалась.
Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале всё дрожало,
Паркет трещал под каблуком,
Тряслися, дребезжали рамы;
Теперь не то: и мы, как дамы,
Скользим по лаковым доскам.
Но
в городах, по деревням
Еще мазурка сохранила
Первоначальные красы:
Припрыжки, каблуки, усы
Всё те же; их не изменила
Лихая мода, наш тиран,
Недуг новейших россиян.
Тарас уже видел то по движенью и шуму
в городе и расторопно хлопотал, строил, раздавал приказы и наказы, уставил
в три таборы курени, обнесши их возами
в виде крепостей, — род битвы,
в которой
бывали непобедимы запорожцы; двум куреням повелел забраться
в засаду: убил часть поля острыми кольями, изломанным оружием, обломками копьев, чтобы при случае нагнать туда неприятельскую конницу.
Анна Сергеевна около года после его смерти не выезжала из деревни; потом отправилась вместе с сестрой за границу, но
побывала только
в Германии; соскучилась и вернулась на жительство
в свое любезное Никольское, отстоявшее верст сорок от
города ***.
Было
в нем что-то устойчиво скучное, упрямое. Каждый раз,
бывая у Марины, Самгин встречал его там, и это было не очень приятно, к тому же Самгин замечал, что англичанин выспрашивает его, точно доктор — больного. Прожив
в городе недели три, Крэйтон исчез.
— Странный
город, — говорила Спивак, взяв Клима под руку и как-то очень осторожно шагая по дорожке сада. — Такой добродушно ворчливый. Эта воркотня — первое, что меня удивило, как только я вышла с вокзала. Должно быть, скучно здесь, как
в чистилище. Часто
бывают пожары? Я боюсь пожаров.
Тогда он поехал
в Кисловодск, прожил там пять недель и, не торопясь, через Тифлис, Баку, по Каспию
в Астрахань и по Волге поднялся до Нижнего,
побывал на ярмарке, посмотрел, как
город чистится, готовясь праздновать трехсотлетие самодержавия, с той же целью
побывал в Костроме.
Было тихо, как
бывает только
в русских уездных
городах, лишь внизу гостиницы щелкали шары биллиарда.
Память показывала десятка два уездных
городов,
в которых он
бывал. Таких
городов — сотни. Людей, подобных Денисову и Фроленкову, наверное, сотни тысяч. Они же — большинство населения
городов губернских. Люди невежественные, но умные, рабочие люди…
В их руках — ремесла, мелкая торговля. Да и деревня
в их руках, они снабжают ее товарами.
И еще раз убеждался
в том, как много люди выдумывают, как они, обманывая себя и других, прикрашивают жизнь. Когда Любаша, ухитрившаяся
побывать в нескольких
городах провинции, тоже начинала говорить о росте революционного настроения среди учащейся молодежи, об успехе пропаганды марксизма, попытках организации рабочих кружков, он уже знал, что все это преувеличено по крайней мере на две трети. Он был уверен, что все человеческие выдумки взвешены
в нем, как пыль
в луче солнца.
— Это — дневная моя нора, а там — спальня, — указала Марина рукой на незаметную, узенькую дверь рядом со шкафом. — Купеческие мои дела веду
в магазине, а здесь живу барыней. Интеллигентно. — Она лениво усмехнулась и продолжала ровным голосом: — И общественную службу там же,
в городе, выполняю, а здесь у меня люди
бывают только
в Новый год, да на Пасху, ну и на именины мои, конечно.
— Она красавица, воспитана
в самом дорогом пансионе
в Москве. Одних брильянтов тысяч на восемьдесят… Тебе полезно жениться… Взял бы богатое приданое, зажил бы большим домом, у тебя бы весь
город бывал, все бы раболепствовали перед тобой, поддержал бы свой род, связи… И
в Петербурге не ударил бы себя
в грязь… — мечтала почти про себя бабушка.
Он с нетерпением ожидал Веры. Наконец она пришла. Девушка принесла за ней теплое пальто, шляпку и ботинки на толстой подошве. Она, поздоровавшись с бабушкой, попросила кофе, с аппетитом съела несколько сухарей и напомнила Райскому просьбу свою
побывать с ней
в городе,
в лавках, и потом погулять вместе
в поле и
в роще.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно
побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни
в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по
городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится
в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут
в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих
бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
Ему надо
побывать в банке, потом
в трех
городах, поспеть на биржу, не опоздать
в заседание парламента.
Бывало, не заснешь, если
в комнату ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь
в потолок и
в окна, или заскребет мышонок
в углу; бежишь от окна, если от него дует, бранишь дорогу, когда
в ней есть ухабы, откажешься ехать на вечер
в конец
города под предлогом «далеко ехать», боишься пропустить урочный час лечь спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или вода не блестит, как хрусталь…
Тепло, как у нас
в июле, и то за
городом, а
в городе от камней
бывает и жарче.
В тот день, когда на выходе с этапа произошло столкновение конвойного офицера с арестантами из-за ребенка, Нехлюдов, ночевавший на постоялом дворе, проснулся поздно и еще засиделся за письмами, которые он готовил к губернскому
городу, так что выехал с постоялого двора позднее обыкновенного и не обогнал партию дорогой, как это
бывало прежде, а приехал
в село, возле которого был полуэтап, уже сумерками.
Ввиду всех этих данных Надежда Васильевна и не дала доктору сейчас же решительного ответа, когда он предложил ей ехать
в Гарчики. Ее что-то удерживало от этой поездки, точно она боялась сближения с Приваловым там, на мельнице, где он, собственно,
бывал реже, чем
в городе. Но доктор настаивал на своем предложении, и Надежда Васильевна наконец нашла то, что ее смущало.
Этот тон смутил Зосю. Несколько дней она казалась спокойнее, но потом началась старая история. Привалова удивляло только то, что Половодов совсем перестал
бывать у них, и Зося, как казалось, совсем позабыла о нем. Теперь у нее явилось новое развлечение: она часов по шести
в сутки каталась
в санях по
городу, везде таская за собой Хину. Она сама правила лошадью и даже иногда сама закладывала свой экипаж.
Когда
в губернском
городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив,
в С. очень хорошо, что
в С. есть библиотека, театр, клуб,
бывают балы, что, наконец, есть умные, интересные, приятные семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
Бывают же странности: никто-то не заметил тогда на улице, как она ко мне прошла, так что
в городе так это и кануло. Я же нанимал квартиру у двух чиновниц, древнейших старух, они мне и прислуживали, бабы почтительные, слушались меня во всем и по моему приказу замолчали потом обе, как чугунные тумбы. Конечно, я все тотчас понял. Она вошла и прямо глядит на меня, темные глаза смотрят решительно, дерзко даже, но
в губах и около губ, вижу, есть нерешительность.
В этот же день у него каждогодно
бывало большое собрание, съезжался весь
город.
— Городские мы, отец, городские, по крестьянству мы, а городские,
в городу проживаем. Тебя повидать, отец, прибыла. Слышали о тебе, батюшка, слышали. Сыночка младенчика схоронила, пошла молить Бога.
В трех монастырях
побывала, да указали мне: «Зайди, Настасьюшка, и сюда, к вам то есть, голубчик, к вам». Пришла, вчера у стояния была, а сегодня и к вам.
Красота жизни заключается
в резких контрастах. Как было бы приятно из удэгейской юрты сразу попасть
в богатый городской дом! К сожалению, переход этот
бывает всегда постепенным: сначала юрта, потом китайская фанза, за ней крестьянская изба, затем уже
город.
Он установил, что здесь ночевали русские — четыре человека, что приехали они из
города и раньше никогда
в тайге не
бывали.
И
в Ромён ходил, и
в Синбирск — славный град, и
в самую Москву — золотые маковки; ходил на Оку-кормилицу, и на Цну-голубку, и на Волгу-матушку, и много людей видал, добрых хрестьян, и
в городах побывал честных…
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по
городам и селам и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; — но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я
в твоей беде не виновата, и ты, мой друг,
в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно
бывало искать, чтобы помочь; чаще искать не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать».
Кроме Москвы, где, по множеству дел, мне надобно прожить с неделю, я должен
побывать в двух
городах перед Москвою,
в трех местах за Москвою, прежде чем попаду
в Рязань.
— «Значит, остались и
города для тех, кому нравится
в городах?» — «Не очень много таких людей;
городов осталось меньше прежнего, — почти только для того, чтобы быть центрами сношений и перевозки товаров, у лучших гаваней,
в других центрах сообщений, но эти
города больше и великолепнее прежних; все туда ездят на несколько дней для разнообразия; большая часть их жителей беспрестанно сменяется,
бывает там для труда, на недолгое время».
Мы застали Р.
в обмороке или
в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она оставалась одна с детьми
в чужом
городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней
бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть, с холодным лицом и с закрытыми глазами, лежала она
в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания
в промежутках.
Далеко ли отсюда до
города, а отпустишь,
бывало, покойницу Леночку к знакомым вечером повеселиться: «Я, маменька,
в одиннадцать часов возвращусь», — а я уж с десяти часов сяду у окна да и сижу.
Старики Бурмакины жили радушно, и гости ездили к ним часто. У них были две дочери, обе на выданье; надо же было барышням развлеченье доставить. Правда, что между помещиками женихов не оказывалось, кроме закоренелых холостяков, погрязших
в гаремной жизни, но
в уездном
городе и по деревням расквартирован был кавалерийский полк, а между офицерами и женихов присмотреть не
в редкость
бывало. Стало быть, без приемов обойтись никак нельзя.
Потом, оказалось, что Замараев успел
побывать и
в остроге, у Ильи Фирсыча, — одним словом, обежал целый
город.
Это простое приглашение, как Галактион понял только впоследствии, являлось своего рода посвящением
в орден наших.
В официальные дни у Стабровского
бывал целый
город, а запросто
бывали только самые близкие люди.
Этот визит все-таки обеспокоил Галактиона. Дыму без огня не
бывает. По
городу благодаря полуяновскому делу ходили всевозможные слухи о разных других назревавших делах, а
в том числе и о бубновской опеке. Как на беду, и всеведущий Штофф куда-то провалился. Впрочем, он скоро вернулся из какой-то таинственной поездки и приехал к Галактиону ночью, на огонек.
Михей Зотыч прожил
в Заполье недели две и, по обыкновению, обошел весь
город и везде
побывал.
Старик Колобов зажился
в Заполье. Он точно обыскивал весь
город. Все-то ему нужно было видеть, со всеми поговорить, везде
побывать. Сначала все дивились чудному старику, а потом привыкли.
Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый день уходил купаться, а потом садился на бережок и проводил целые часы
в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой
город, который
бывает виден только
в очень хорошую, ясную погоду.
Редко мы
бывали в одном
городе; но беседы наши, хотя не часты, были, однако же, откровенны.
Вот тут-то,
бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если пойти все прямо, идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь,
в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой
город мне все мечтался, как Неаполь,
в нем все дворцы, шум, гром, жизнь…
В течение двадцати лет бедный немец пытал свое счастие:
побывал у различных господ, жил и
в Москве, и
в губернских
городах, терпел и сносил многое, узнал нищету, бился, как рыба об лед; но мысль о возвращении на родину не покидала его среди всех бедствий, которым он подвергался; она только одна его и поддерживала.
— Женщина женщине розь, Марья Дмитриевна. Есть, к несчастию, такие — нрава непостоянного… ну, и лета; опять правила не внушены сызмала. (Сергей Петрович достал из кармана клетчатый синий платок и начал его развертывать.) Такие женщины, конечно,
бывают. (Сергей Петрович поднес угол платка поочередно к своим глазам.) Но вообще говоря, если рассудить, то есть… Пыль
в городе необыкновенная, — заключил он.
Не успеет,
бывало, Бахарев, усевшись у двери, докурить первой трубки, как уже вместо беспорядочных облаков дыма выпустит изо рта стройное, правильное колечко, что обыкновенно служило несомненным признаком, что Егор Николаевич ровно через две минуты встанет, повернет обратно ключ
в двери, а потом уйдет
в свою комнату, велит запрягать себе лошадей и уедет дня на два, на три
в город заниматься делами по предводительской канцелярии и дворянской опеке.
— А у нас-то теперь, — говорила бахаревская птичница, — у нас скука престрашенная… Прямо сказать, настоящая Сибирь, как есть Сибирь. Мы словно как
в гробу живем. Окна
в доме заперты, сугробов нанесло, что и не вылезешь: живем старые да кволые. Все-то наши
в городе, и таково-то нам часом
бывает скучно-скучно, а тут как еще псы-то ночью завоют, так инда даже будто как и жутко станет.